Проект «Феникс» - Страница 143

143

Корали несколько секунд подумала и ответила:

— Дедушка пьет кофе с молоком, несколько дней назад пил у нас тут, прямо на том месте, где вы сейчас сидите. С бабушкой он развелся много лет назад, но она… да, она тоже пила кофе с молоком, я помню. То есть у них… у них нет никакой непереносимости. — Теперь помолчали оба. — И это значит…

Шарко не мог усидеть на месте — нашел! Он нашел то звено, где случилась генетическая «поломка» в линии, которая вела к Феликсу Ламберу. Комиссар провел рукой по лицу, он понимал, насколько важное сейчас сделал открытие, но понимал и то, какой ужас оно в себе содержит.

— Есть ли у вас фотографии вашей мамы и ее родителей, Жоржа и Женевьевы?

Корали взяла у него альбом, перелистала несколько страниц и вернула комиссару:

— Вот мама и бабушка. А тут мама и дедушка. Втроем их увидеть негде, потому что, как я уже сказала, бабушка с дедушкой давно в разводе. На этой фотографии маме лет, наверное, пятнадцать… Какая она была красивая… Маме было девятнадцать, когда родилась я, двадцать, когда родился Феликс.

Шарко внимательно всматривался в цветные снимки. Мать Корали, Жанна, темноволосая девочка-подросток, черноглазая, местами очень похожая на собственную мать: такой же нос, такая же улыбка… Корали сказала вслух то, о чем комиссар подумал:

— Мама совсем не похожа на дедушку, да? Вы это заметили? Но это же непостижимо, это невероятно!

Шарко молчал. Ребенок родился не от деда Корали, теперь полицейский был в этом уверен. И единственной гипотезой, которая вырисовывалась в его сознании, была гипотеза о связи с амазонскими уруру, о перевозках пробирок, об этих самых вирусах, об Эволюции… Какой бы безумной ни выглядела мысль, все-таки вероятнее всего, бабушке Корали и Феликса каким-то образом, при полном ее неведении на этот счет, ввели семенную жидкость индейца. Гиганта, свирепого дикаря с непереносимостью лактозы. Ей ввели сперматозоиды с вирусом. С кошмаром, который теперь так и будет передаваться от поколения к поколению.

Растерянный, удрученный тем, что увидел и услышал, комиссар закрыл альбом и медленным жестом чуть приподнял его, показывая, что готов отдать, — так, чтобы Корали надо было за альбомом тянуться. Надо посмотреть, какой рукой возьмет.

Левой! Она протянула левую руку!

ГАТАЦА выдал свое присутствие.

Сердце у него сжалось. Он сделал глубокий вдох, чтобы усмирить гнев и подавить желание заорать в полный голос, и, с трудом выговаривая слова, спросил:

— Скажите, у вас будет девочка?

Корали как-то странно на него посмотрела и, покачав головой, ответила:

— Нет. Мальчик.

Шарко теперь прикладывал все силы, чтобы сохранять хотя бы внешнее спокойствие, внутри у него все рвалось в клочья.

— А… а врачи за вами наблюдают?

— Конечно, но я…

— Вам делали УЗИ? Все нормально?

Молодая женщина совсем растерялась: чудной какой-то полицейский, вопросы у него один другого непонятнее…

— Да, разумеется, все нормально! Прекрасный мальчик, очень крупный. (Она улыбнулась.) И он… он все время шевелится. А еще, вы знаете, я никогда столько не ела, сколько сейчас, просто зверский аппетит — ем и никак не могу остановиться, видимо, мой мальчик — обжора! Да-да, все совершенно нормально, только с плацентой небольшие проблемы, но остальное…

— С плацентой? Гиперваскуляризация?

— Откуда вы знаете? И вообще — что все это значит, в конце-то концов?

Последние сомнения Шарко рассеялись. Корали носит в себе спящий ГАТАЦА. Убив свою мать, ее ребенок родится, вырастет и — до того, как мозг его разрушится и станет мозгом безумца, — возможно, успеет передать ретровирус своему ребенку… Проклятый цикл, который станет повторяться до тех пор, пока в этой семье будут рождаться дети. Он был потрясен, раздавлен тем, что ему открылось в этой семье.

Комиссар присел на корточки у дивана, где лежала будущая мать.

— А ваша бабушка по материнской линии, она жива?

— Господи, конечно жива! Что происходит, скажете вы наконец?!

Шарко еще не совсем разобрался в тонкостях работы вируса: получается, женщины, выносившие зараженных им мальчиков, погибают в родах, а те, у кого девочки, — нет. Почему? Как в этом случае действует ГАТАЦА? Столько вопросов крутится в голове…

— Мне известны некоторые факты, о которых я пока не могу говорить, потому что нам тут не хватает уверенности. Могу сказать только одно: дело именно в ваших бабушке и дедушке по материнской линии. Дело в генах, унаследованных вашей мамой. Отсюда и дефект… да, скажем, дефект, который передался вашему брату Феликсу… — Он замолчал, не решаясь сказать Корали, что «дефект» этот передался и ей самой, что чудовище, похожее на медузу, живет в ее собственной ДНК и в ДНК ее ребенка. — Мне надо поговорить с вашим дедушкой и с вашей бабушкой. Мне надо узнать, как протекала бабушкина беременность, были ли какие-то особенности, какие специалисты ее наблюдали…

— Дефект? Что еще за дефект? Мы никогда не слышали о том, что в нашей семье хотя бы что-то не в порядке с наследственностью! Если б было такое, дедушка наверняка хоть словом да обмолвился бы: он сам генетик и репродуктолог. И конечно же он сам наблюдал бабушку во время беременности! Неужели не заметил бы дефекта? Не представляю! Это его работа, и вряд ли в этом деле есть специалисты лучше него.

Комиссару показалось, что ему заехали кулаком в лицо.

— Ге… генетик, вы сказали?

— Ну да. Крупный ученый в этой области. Крупнейший даже. Сама я не очень-то в этом смыслю, но вроде бы когда-то давно он открыл какие-то сильно важные гены, и именно это открытие обеспечило ему всеобщее признание. Дедушка много лет руководит лабораторией инсеминации — это искусственное оплодотворение, к нему приходят пары, у которых из-за гормональной недостаточности проблемы с зачатием, и он консультирует их, помогает им завести ребенка. Чего вам от него надо? Повторяю: что происходит?

143