Переодевшись, они направились к лаборатории.
— У вас сейчас появится неприятное ощущение в ушах: в лаборатории повышенное атмосферное давление, это делается для того, чтобы туда не могла проникнуть чужеродная ДНК ни в какой форме и загрязнить наш объект. Представляете, какой ужас: изучаешь неделя за неделей ДНК, а потом убеждаешься, что она — твоя собственная! Потому и приходится надевать такие костюмы. У вас не пропало желание зайти?
— Наоборот!
Ученый приставил к детектору свой беджик, и они вошли. У Люси тут же заболели уши, потом послышался свист, как будто скоростной поезд промчался через туннель. Попривыкнув к обстановке, она увидела четырех лаборантов. Те сидели, склонившись к мощным микроскопам и пробиркам с реагентами для выделения ДНК из биопроб, и были так сосредоточенны, что не обратили на новоприбывших ни малейшего внимания. На лабораторных столах стояли и лежали накрытые защитными колпаками объекты, каждый с этикеткой: клык пещерного медведя, осколок кости мадагаскарской птицы-слона. А подойдя к морозильнику со стеклянными стенками, Люси так и замерла…
— Детеныш мамонта?
— Конечно. Малышку зовут Люба, ее нашел в вечной мерзлоте Сибири один оленевод.
— Так выглядит, будто умерла вчера…
— Она замечательно сохранилась.
Люси стояла с открытым ртом перед животным, которое видела до сих пор только на картинках, и никак не могла оторваться от него. Эта лаборатория — просто какая-то пещера Али-Бабы с древними сокровищами. Потом они с Фекампом прошли вперед, и ученый продолжил объяснять ей, в чем заключается процесс получения ДНК из костей, зубов или тканей.
— Наша лаборатория — одна из лучших в Европе, — объявил он в заключение.
— Вы не любите мобильные телефоны, а при этом у вас здесь стоит самая что ни на есть современная аппаратура. Не очень-то все это экологично…
Фекамп, казалось, улыбнулся под маской, потом направился к большой железной двери.
— Живые существа — результат трех с половиной миллиардов лет поисков и развития, которым мы обязаны матушке Природе, иными словами — результат долгого процесса эволюции, которая устраняла все несовершенное и, наоборот, благоприятствовала всему, что работало. Геном пришел к нам через века, он представляет собой общее наследие человечества, которое мы должны завещать потомству. А мобильный телефон — всего лишь игрушка-однодневка.
Он открыл дверь.
На Люси дохнуло морозом.
Холодная комната.
Глаза Люси изумленно раскрылись, ее охватило какое-то странное чувство. Она и представить себе не могла, что мумификация с помощью холода способна создать настолько впечатляющее зрелище. Трое неандертальцев, члены одной семьи, совершенно голые, завернутые в прозрачную пленку, лежали рядышком, слегка подтянув к груди ноги, малыш — между отцом и матерью. Глазные орбиты у ребенка были пустыми, челюсти, лишенные мышц, обвисли, казалось, он плачет. Сильнее всего поражали у всех троих мощные надбровные дуги, скошенные так, что казалось, лоб плавно переходит в затылок. Лица, смахивавшие на звериные морды, кости тяжелые даже на взгляд, руки и ноги короткие, все трое плотные, коренастые. Зубы крупные, одни явно стерты, другие сломаны, почернели. Люси, преодолевая дрожь, подошла поближе, наклонилась, прищурилась. На высохших животах мертвых людей она заметила линии, похожие на глубокие надрезы, даже не линии — почти провалы, напоминавшие искаженные яростью рты. У всех, в том числе и у ребенка.
— Как будто их кромсали, да? — спросила она сквозь маску.
Ученый кивнул в сторону другого стола, слева от Люси.
— Именно что кромсали. Вон там лежит оружие, с помощью которого кроманьонец с ними разделался.
Люси почувствовала, как напряглись все ее мышцы, как заиграл в крови адреналин.
Убийство.
Неандертальскую семью убили, убили всех троих. Теперь ей чудилось, что она сама это видит. Ударов было слишком много, убийца был совершенно необузданным: раны на обезвоженной коже буквально вопили о том, что произошло в те давние времена. Как тут было не признать, что здесь, перед ней — одно из самых древних преступлений в истории человечества. Жестокость, пробудившаяся в незапамятные времена, преодолела десятки тысяч лет, ничуть не притупившись.
Арно Фекамп показал гостье орудие преступления, и не только показал, но и позволил обследовать, что она и сделала, стараясь не упустить ни единой детали. Оружие было длиной примерно с руку от концов пальцев до локтя, тонкое и остро заточенное.
— Это гарпун, сделанный из оленьего рога, — пояснил ученый. — А вот эти вот мелкие острия, расположенные в виде колоса, служили для того, чтобы подцеплять и рвать кишки. Оружие очень крепкое, прочное, им можно проткнуть толстый слой кожи или жира. Что же до его действенности, то, как вы понимаете… грозное было оружие.
Люси смотрела на тонкий, остро заточенный предмет, сделанный, казалось, с единственной целью: убивать, и убивать самым зверским образом. Не в нем ли причина появления здесь Евы Лутц, а потом — ее поездок к преступникам в тюрьмы? Девушку заинтересовала эта первобытная жестокость? Несмотря на то что она вроде бы не исследовала серийных убийств, не занималась ни преступниками, ни природой жестокости. Шарко говорил, что темой ее научной работы была леворукость.
Взволнованная бесчеловечностью наших предков, Люси огляделась:
— А где же сам кроманьонец?
Арно Фекамп на шаг отступил и опустил маску. Изо рта у него вырывались клубочки пара. Он стоял и вздыхал, будто не решаясь открыть тайну.