— Один процент за шестьсот лет — это не так уж страшно, — заметил комиссар.
— Это в двести раз быстрее, чем если бы естественный отбор шел в нормальном ритме!
— И все же!
В ответ Ферро указал на великолепный снимок группы гиппопотамов, выполненный знаменитым фотографом:
— Люди убивают гиппопотамов, уверенные, что, дескать, животные это бесполезные, никому они не нужны. Но из-за того, что происходит такое вот истребление гиппопотамов, исчезают сотни видов рыбы. Спросите, почему? Потому что отнюдь не бесполезны… экскременты гиппопотамов: животное, весело крутя хвостом-«пропеллером», измельчает их и рассеивает по сторонам, а они, представляя собой отличное удобрение, на сотнях километров водной поверхности содействуют развитию планктона — незаменимого для рыб корма. У каждого элемента экосистемы есть своя роль, свое назначение, своя причина для того, чтобы существовать. Нет ничего ненужного, бесполезного, но все — невероятно хрупкое.
Шарко вспомнил о незавидной участи березовых пядениц, доказавшей способность человека причинять природе вред. Уничтоженные леса, смерть коралловых рифов, дыры в озоновом слое, незаконная торговля слоновой костью, браконьерство, нефтяные пятна на поверхности океана, многочисленные нарушения работы экосистем… Список бесконечен. И всем этим сводятся на нет тысячи, миллионы лет эволюции. Если не хочешь умереть от страха за человечество, лучше об этом не думать.
Они поднялись по лестнице — отсюда можно было взглянуть на залы сверху, и здесь же находились служебные кабинеты. Ферро зашел в один из них, открыл застекленный шкаф и, достав из него папку с документами, послюнил кончик пальца:
— Что конкретно вы ищете?
Леваллуа, желая, видимо, напомнить о своем существовании, опередил комиссара:
— Нам нужно знать, кто купил ископаемую обезьяну, конкретно — шимпанзе, возраст которой — две тысячи лет.
Аукционер с фантастической скоростью пробегал глазами страницы, но вот взгляд его остановился, а на лице появилась улыбка.
— Вам повезло: у нас продавался только один лот, относившийся к интересующему вас времени.
— И его купили?
— Да.
Полицейские переглянулись.
— Я прекрасно помню покупателя — страстного коллекционера. Он оставил тогда чек на двенадцать тысяч евро. Действовал решительно и приобрел по одному экземпляру каждой из больших обезьян, которых мы предлагали. Четыре скелета отличного качества, в каждом больше двадцати процентов аутентичного костяка.
Шарко нахмурился, и аукционер поспешил объяснить:
— Вам надо знать, что эти ископаемые животные — не целиком настоящие. У того мамонта, что экспонируется внизу, оригинальный скелет составляет не больше пяти процентов. Если бы мы выставили то, что действительно от него сохранилось, груда полуразрушенных костей никого не заинтересовала бы — это попросту некрасиво. Поэтому недостающие кости скелетов воспроизводятся из синтетических материалов и собираются в лаборатории, специализирующейся на эксгумации древних животных, их препарировании и поставке ископаемых. Эта палеонтологическая лаборатория работает в России, в Санкт-Петербурге, и ее задача — создавать настоящие произведения искусства.
Ферро написал на листке бумаги имя, обвел его ручкой и протянул листок полицейским:
— Наведайтесь к нему в пятницу утром от имени нашего Союза комиссионеров. Здесь его точный адрес, не придуманный, настоящий. Еще какая-то информация от меня нужна?
Монмартр ночью. С его тенями, убегающими от тусклого света фонарей. С его узкими мощеными улочками. С его устремленностью в высоту: он — как головка ракеты, нацеленной в небо и оплетенной бесконечными лесенками. Лабиринт дорог и дорожек, которые скрещиваются в центре, там, где живет собственный его, Монмартра, минотавр — Стефан Тернэ.
Люси припарковалась на улице Ламарка, у входа в метро, где ступеньки спиралью уходили под землю. Маленькие пивные и бары втягивали в себя редких прохожих. Воздух был тяжелый, липкий, насыщенный влагой: атмосфера конца лета, ощущение, что вот-вот разразится гроза, и сырость эта придавала кварталу вид крепости, островка, защищенного туманом от гула и суматохи Елисейских Полей или площади Бастилии.
Адрес того, кто заказал похищение кроманьонца, Люси нашла очень просто — через справочное бюро. В Париже и его окрестностях проживало три человека с именем и фамилией Стефан Тернэ, но название улицы не оставляло места для сомнений.
Улица Дарвина.
Чарльз Дарвин… Основатель теории эволюции и автор «Происхождения видов» — пришли на ум Люси обрывки такого далекого школьного курса биологии. Странное совпадение.
И продолжение того, что было в Лионе.
Выйдя из дома парня с «розочкой» в квартале Дюшер, она сразу же поспешила в книжный магазин и купила там монографию Стефана Тернэ. Сугубо научный труд с многочисленными примерами и математическими выкладками — на первый взгляд неинтересный. Потом она позвонила матери, предупредила, что вполне может вернуться домой только поздно ночью, если не на рассвете, и двинулась к Парижу, не останавливаясь и не думая ни о чем, кроме своего расследования. Она неслась на полной скорости, и хотелось ей только одного: увидеть того, кто без сомнения смог бы объяснить, зачем ему понадобилось красть мумию и что у него за странные пересечения с Грегори Царно.
Она пробежала несколько домов и остановилась перед тем, где жил Тернэ, — двухэтажный, с выбеленным бетонным фасадом, с личным гаражом и прочной железной дверью, он напоминал огромный сейф. Оставалось чуть больше часа до полуночи, и за окнами второго этажа не видно было ни лучика света. Слишком поздно — не постучишь в дверь, не навлекая на себя подозрений. И в конце концов, что Люси знает об этом Тернэ? Мало ли что у него, если верить рыжему, куча дипломов и он автор книги о ДНК — с таким багажом он может оказаться еще опаснее, и Люси надо действовать с максимальной осторожностью.