Шарко нахмурился:
— А что, с делом Юро они уже покончили?
— С делом Юро? С делом Юро они в полном тупике. Ни единого следа, даже намека. Ну и, исходя из этого, шеф выдвинул на первое место наше дело и дает нам подкрепление.
— Маньяну это не понравится.
— Вот уж на что мне наплевать!
Белланже повернулся к Леваллуа:
— А тебе, Жак, придется понаблюдать за вскрытием, оно начнется через час. Готов к бессонной ночи?
Молодой человек пожал плечами:
— Кому-то ведь надо туда идти…
— Вот и отлично. Кроме того, я дал номер твоего мобильного заведующему биолабораторией, где сейчас изучают эту книгу про ДНК, «Ключ к замку». Дал его с надеждой, что где-то среди ночи тебе позвонят и скажут что-нибудь интересное.
— Можно подумать, сейчас не середина ночи…
Белланже удалось улыбнуться. Он оглядел свое войско, потом быстро очистил белую доску, висящую на стене позади него.
— Ладно, идите. У меня тут еще тонны три бумаг, которые надо изучить к утру. Пока-пока, до скорого!
Шарко не просто беспокоился, он уже бесился. Сидя за рулем машины и не трогаясь с места, он пытался дозвониться Люси, но она не брала трубку. Ну да, поздно, кто бы спорил, поздно, но все-таки какого черта она не отзывается? С ней что-то стряслось там, на Монмартре, или потом? Может, что-то с машиной? Он резко затормозил, сразу не заметив, что загорелся красный. Эта северянка снова не выходит у него из головы, так недолго и свихнуться. Так старался надежно отгородиться от нее, и вот, пожалуйста: двери распахнулись, поток хлынул, и барьеры сметены.
Ссутулившийся, опустошенный, ни о чем, кроме самого плохого, уже не думавший, он поднялся на площадку, и тут из темноты к нему метнулась легкая тень.
Люси Энебель, которая сидела у его двери с телефоном в одной руке и книгой Тернэ в другой, вскочила и, не скрывая нетерпения, бросилась к нему. Заглянула в глаза:
— Скажи, они ведь не нашли там моих следов?
Шарко пропустил ее впереди себя в квартиру, запер дверь на ключ, схватил Люси за руку, втащил в гостиную, а сам кинулся к кухонному окну.
— Кто-нибудь видел, как ты входила в дом? Ты с кем-нибудь говорила?
— Нет.
— Но почему ты на звонки-то не отвечала?
Люси осмотрелась. Первый раз она пришла в эту квартиру больше года назад. Тогда она спала вот тут, в этой комнате, на диване, он — у себя в спальне. Кресло на прежнем месте, а вот фотографии жены и дочери Франка, которых было так много, исчезли. Никаких напоминаний о прошлом, никаких мелочей, никаких игрушек, безделушек. Почему ей кажется, что квартира стала безжизненной, лишилась души, стала такой, какая бывает после похорон владельца? Она наблюдала, как Шарко привычными движениями снимает кобуру, вешает на крючок в прихожей. Сколько лет он изо дня в день повторяет эти действия? Конечно, стрижка у него сейчас прежняя, ежиком, но глаза запали, черты лица заострились, так бывает с бюстами, сделанными из некачественного гипса, когда он начинает осыпаться. Франк безумно устал, эта усталость точит его хуже наркотика.
— Я хотела поговорить с тобой лично, а не по телефону, — ответила наконец Люси и замолчала, потому что у нее перехватило дыхание, потом она продолжила, судорожно сжимая книгу Тернэ: — Я хотела тебя поблагодарить за то, что ты для меня сделал. Ты же рисковал, ты вовсе не был обязан это…
— Нечего меня благодарить! — буркнул Шарко, открывая полулитровую бутылку пива. Два часа ночи, ему необходимо расслабиться, и немного алкоголя пойдет ему на пользу. Он предложил стакан и Люси, но та отказалась.
— Но ты не обязан и говорить со мной так холодно. Ладно, объясни мне, этот мальчишка в пижаме — он кто? Это он убил Тернэ?
— Пока ничего не известно. Но, судя по состоянию его мозгов, по тому, как он себя вел, вряд ли он был бы способен пытать Тернэ. А он тебя видел?
— Нет.
— Объясни, каким образом ты, отправившись в Альпы, без информации, без ничего, умудрилась оказаться у Тернэ раньше бригады из уголовки?
Шарко пытался обуздать свои чувства, укрыться за внутренними барьерами, но тщетно: сердце его обливалось кровью. После такого дня, после стольких километров пешком и за рулем ноги не держали Люси, и она присела на краешек кресла. Откинула назад волосы, пригладила их и начала рассказывать:
— За несколько недель до встречи с Царно Еве Лутц попалась в каком-то научном журнале статья с иллюстрацией — снимком, сделанным в доисторической пещере. На снимке были нарисованные вверх ногами животные. Туры. Находка была уникальная, но СМИ тогда не подняли шума, да и сама Ева тоже не обратила на статью особого внимания. Зато, обнаружив десять дней назад такой же перевернутый рисунок на стене камеры Царно, сразу вспомнила журнальную картинку и, не откладывая дела в долгий ящик, ринулась в горы, чтобы увидеть фреску собственными глазами.
Люси говорила спокойно, старалась не упустить ни единой детали. Рассказала о семье неандертальцев, убитой гарпуном кроманьонца. О том, что мумии из пещеры на леднике Жебролаз перевезли в лионскую лабораторию. О похищении кроманьонца. О рыжем толстячке Арно Фекампе, который показался ей подозрительным. О том, как она преследовала лаборанта, как ворвалась в квартиру на улице Дюшер, а оттуда рванула на Монмартр с единственной целью: понять. Шарко, пока она рассказывала, сидел съежившись, сморщившись, смотрел на Люси сурово, а стоило ей замолчать, вскочил с криком:
— Тебя же могли убить! Ты что — с ума сошла?
— Убили не меня — мою дочь. Трагическая случайность? Роковое невезение? Плевать, что могло случиться. Важно, что сейчас я тут, с тобой, и что мы продвигаемся вперед.